Дороти Сейерс

История одной дегустации или Дело вкуса.

«The bibulous business of a matter of taste» По изданию The Complete Lord Peter Wimsey Stories by Dorothy L. Sayers. Пер. Crusoe.

 

- Осади, ты! Осторожно! Каналья!

Поезд Париж – Эврё дал свисток и тронулся от платформы вокзала Инвалидов. Молодой человек в сером костюме успешно выпростался из скопища агрессивных носильщиков и ловко вспрыгнул на подножку тормозного вагона. Кондуктор глянул на купюру и ловко выдернул перспективного пассажира из цепких рук.

- Удача, мсье - вы были проворны – заметил он. – Спешите?

- Да, немного. Спасибо. Можно пройти?

- Разумеется. Первый класс через два вагона, сразу за багажным отделением.

Молодой человек отблагодарил спасителя и пошёл по коридору, утирая лицо. Что-то привлекло его внимание среди груд багажа, и он остановился, чтобы приглядеться. Это был чемодан – почти новый, из дорогой на вид кожи, с броскими наклейками владельца:

ЛОРД ПИТЕР УИМСИ,

Отель «Золотой лосось», Вернёй-сюр-Авр.

И приметы пути его следования:

ЛОНДОН-Париж

(Ватерлоо) (Сен-Лазар) через Саутгемптон – Гавр.

ПАРИЖ – ВЕРНЁЙ

(Западная железная дорога)

Молодой человек присвистнул и присел на сундук, обдумывая положение. Где-то произошла утечка; теперь они у него на хвосте.

Они не заботились о конспирации. Сотни людей в Париже и Лондоне - не говоря уже о полиции обеих стран - знали это имя. Уимси принадлежал знатному роду, одной из старейших герцогских фамилий Англии и вдобавок сделал имя на успешных вмешательствах в криминальные расследования. Этикетка на чемодане была чем-то вроде дармовой рекламы.

Удивляло совсем другое. Преследователи ничуть не старались скрыть себя от преследуемого. Они были очень самоуверенны. Конечно, это чистая случайность, что пришлось вскочить в тормозной вагон, но не случись этого, он мог заметить слежку на платформе или где-то ещё.

Случайность? Ему пришло на ум – не в первый раз, но теперь вполне определённо – что он оказался здесь вопреки преследователям. Теперь он вполне разглядел неслучайную последовательность досадных и навязчивых задержек по всему пути от Лондона до вокзала Инвалидов. Например, нелепые упрёки незнакомой женщины, приставшей к нему на Пикадилли. Он долго не мог отделаться от неё и выбраться на Мальборо-стрит. Проще простого задержать человека каким-то сфабрикованным обвинением на время выполнения важного плана. Отчего дверь уборной на Ватерлоо вдруг заперлась за ним? Да, он спортсмен, он смог перелезть перегородку, освободиться и походя обнаружить загадочное исчезновение служителя. А что за случайность в Париже? Тугоухий таксист услышал «Орлеанскую набережную» как «Лионский вокзал» и успел проехать полторы мили по неверному маршруту, прежде чем откликнулся на крики несчастного пассажира? Они умны и предусмотрительны, его преследователи. У них точная информация; они ставят препоны на его пути, избегая открытых действий; они знают, что не нуждаются в ином союзнике, кроме времени.

Известно ли им, что он в поезде? Если нет, это преимущество – противники едут теперь в ложном спокойствии, полагая, что он, разъярённый и беспомощный, остался на перроне Инвалидов. Стоит провести осторожную рекогносцировку.

Прежде всего, пассажир заперся в туалете и сменил серый костюм на непримечательную тёмно-синюю одежду флотского образца – маскарад был при нём, в маленькой чёрной сумке. Серую мягкую шляпу сменила опущенная на глаза кепка.

Отыскать нужного человека оказалось несложно. Он сидел в дальнем углу купе первого класса, лицом к паровозу и наблюдатель мог оставаться за его спиной без страха обнаружить себя. На багажной полке лежал красивый несессер помеченный «P.D.B.W.» Молодой человек усмехнулся с некоторой горечью – он отлично помнил узкое, носатое лицо Уимси, его соломенные волосы и высокомерно полуприкрытые веки.

- Он самоуверен, но горько ошибся, недооценив противника. Хорошо! Теперь я на время ретируюсь во второй класс и ограничусь наблюдением. Полагаю, следующий акт этой пьески начнётся в Дрё.

По расписанию Западной железной дороги, все поезда Париж-Эврё – от экспресса с названием «Великий скороход» до другого поезда, прозванного самим Уимси «Знаменитой улиткой» - надолго останавливались в Дрё. Молодой человек (теперь в синей одежде) не торопясь проследил неприятеля до вокзального буфета и незаметно ускользнул со станции. Вернулся он через четверть часа – теперь в тяжёлом пыльнике шофёра, в шлеме и перчатках за рулём мощного Пежо из прокатной конторы. Осторожно взойдя на платформу, он притаился за углом будки обходчиков, так чтобы видеть и поезд, и дверь буфета. Ещё через четверть часа его пристальность стала вознаграждена – противник вернулся в экспресс с несессером в руках. Кондуктор закрыл двери и крикнул: «Следующая остановка Вернёй!» Локомотив свистнул и заохал; длинный состав серо-зелёных вагонов медленно залязгал прочь. Автомобилист удовлетворённо вздохнул и поспешил в машину. Он знал, что лошадиные силы под капотом обеспечат за ним восемьдесят с лихвой миль в час, и что во Франции нет ограничений скорости.

Эксцентричный и гениальный затворник граф де Руё жил в трёх километрах от Вернёй в жалком, захудалом поместье Мон Суси, на отшибе, в тупиковом конце аллеи обсаженной чахлыми соснами. Печальная судьба всякой знатности, оставшейся без вассалов. Замшелые каменные нимфы накренились над пустыми чашами сгнивших фонтанов. Случайные крестьяне скрипели тележками с хворостом по заброшенным вырубкам. Казалось, владение графа погрузилось в вечные вечерние сумерки. Деревянные, давно некрашеные постройки высохли и растрескались. Через опущенные шторы можно было разглядеть переднюю залу и выцветшие обивки превосходной мебели. Мон Суси казалось уродливой бесприданницей, оставшейся при природных, чрезмерных претензиях и аристократических замашках. Но на заднем дворе поместья дела шли по-другому. Там непрестанно дымила труба – очаг лаборатории, единственного живого и современного места среди всей мерзости запустения; там заботливо хозяйничали; там развлекались и хлопотали; там сосредоточилась вся жизнь усадьбы, кипевшая в долгую череду прошлых и не в пример счастливых дней на конюшне и псарне, в портретной и бальной залах. И внизу, в холодном погребе покоились ряды пыльных бутылей – каждая словно хрустальный гробик Спящей Красавицы, лишь хорошеющей с каждой минутой долгого сна.

Когда Пежо въехал во двор, водитель, с изумлением понял, что он не единственный здесь посетитель. Огромный супер-Рено, машина, роскошная как щёголь времён Директории – один сплошной капот – хвастливо перегородила вход, словно желая устыдить своим великолепием любого следующего визитёра. Со сверкающих боков автомобиля сияли фамильные гербы, а старый слуга графа как раз кряхтел под тяжестью двух огромных, красивых чемоданов, украшенных, в свою очередь, серебряными надписями, кричащими за версту: «ЛОРД ПИТЕР УИМСИ».

Водитель Пежо с восхищением разглядывал всю эту сцену, сардонически хмыкая. Он вслух объяснил себе дело – «В этой стране лорд Питер воистину вездесущ» - и затем, достав из сумки перо и бумагу, занялся составлением короткого письма. Чемоданы препроводили в дом, и глянцевое великолепие Рено скрылось в сарае, когда молодой человек закончил письмо, вложил его в конверт, надписанный графу де Руё, и, со словами, - «Кто роет другому яму, сам в неё попадёт» - взошёл на крыльцо и вручил конверт слуге.

- Я с верительным письмом господину графу – сказал он. – Не потрудитесь ли передать конверт ему? Моё имя Бредон – Дэс Бредон.

Слуга поклонился и пригласил гостя войти.

- Не угодно ли господину подождать минуту в прихожей? Господин граф сейчас занят с другим джентльменом, но я тотчас скажу ему о вас.

Молодой человек присел и стал ждать. Окно прихожей выходило во двор, и очень скоро сонную тишину поместья нарушил гудок третьего автомобиля. По аллее поднималось такси, нанятое на железнодорожной станции. У двери высадился человек из вагона первого класса с багажом, помеченным «П.Д.Б.У». Второй лорд Питер отпустил шофёра и позвонил в колокольчик.

- А теперь – сказал мистер Бредон – начнётся забава. Он постарался как можно лучше скрыться в тени массивного нормандского шкафа.

- Добрый вечер – новоприбывший обратился к слуге на отменном французском – Я лорд Питер Уимси. Приехал к графу де Руё. Господин граф сейчас свободен?

- Милорд Питер Уимси? Извините, мсье, я вас не понимаю. Милорд де Уимси уже приехал и как раз беседует с господином графом.

- Вы удивили меня – ответил визитёр без тени смущения – ведь никто кроме меня не имеет прав на это имя. Кажется, кто-то очень изобретательный, но не очень порядочный решил представиться мной.

Слуга совершенно растерялся.

- Возможно – предложил он – мсье имеет при себе удостоверение личности?

- Положим, это не совсем обычно – предъявлять верительные грамоты в дверях, при частном визите – его лордство выказывал хладнокровие и отменное чувство юмора – но я не откажусь. Вот мой паспорт; я здесь, во Франции, по разрешению, выданному в Париже – вот оно; здесь моя визитная карточка; вот письма, доставленные на моё имя по разным адресам: отель «Мориц», Париж; моя квартира, Пикадилли, Лондон; Мальборо-клуб; дом моего брата в Кингз Денвере. Достаточно?

Слуга внимательно изучил документы. Особенно ему понравилось разрешение, выданное в Париже.

- Кажется, произошло недоразумение – с сомнением забормотал он – и если мсье пройдёт со мной, я представлю вас графу.

Они исчезли за раздвижными дверьми в конце холла, оставив Бредона одного.

- Какая толчея! – отметил он – все входят, все беспринципны. Понадобятся тончайшие способы, чтобы отделить агнца.

После десяти минут ожидания – предположительно, настолько затянулся горячий спор в библиотеке графа – за молодым человеком пришёл слуга.

- Господин граф примет вас. Угодно ли мсье следовать за мною?

Бредон вошёл в комнату бодрым шагом. Он видел себя хозяином положения. Граф, худой старик, с тонкими пальцами в пятнах химических ожогов, сидел за столом. Он был заметно возмущён происходящим. В двух креслах устроились два Уимси. Бредон отметил, что Питер I (так он окрестил человека из поезда) и Питер II (приехавший на Рено) вели себя по-разному: первый невозмутимо улыбался, второй выказывал живейшее негодование, приличествующее оскорблённому британцу. Оба Уимси были удивительно одинаковы – оба рыжие, носатые, с трудноописуемым, но обыкновенным среди чистопородных англосаксов деревянным выражением лиц.

- Мистер Бредон – начал граф – я искренне рад нашему знакомству, но, к сожалению, должен сразу же попросить вашего содействия в необычном и важном деле. Вы передали мне рекомендательное письмо от вашего кузена, лорда Питера Уимси. Не будете ли вы любезны, указать мне – кто Уимси из этих двух джентльменов?

Бредон медленно водил взглядом по претендентам, соображая, какой ответ станет выгоден ему самому. Как минимум один из присутствующих был очень умён и искушён в раскрытии жульничеств.

- Ну – сказал Питер II – ты признаёшь меня, Бредон?

Питер I извлёк сигарету из серебряного портсигара.

- Ваш сообщник нечётко выучил роль – сказал он со спокойной улыбкой.

- Господин граф – начал Бредон – мне очень жаль, но я не могу вам помочь. Я, как и вы, знаю кузена лишь по переписке – насколько у нас есть общие интересы. Я – добавил он – паршивая овца в семье, из-за моей профессии.

Кто-то и очень тихо вздохнул с облегчением. Лже-Уимси – кто бы он ни был – получил передышку. Бредон улыбнулся.

- Отличный ход, мистер Бредон – отметил Питер I – но как объяснить… Позвольте – он вынул письмо из дрожащих пальцев графа – Как объяснить, что чернила на этом рекомендательном письме едва успели высохнуть, когда письмо написано три дня назад – хотя, должен отметить, вы мастерски подделали мой почерк.

- Если вы умеете подделывать мой почерк – возразил Питер II – отчего этого не может и мистер Бредон? – Он принялся читать письмо вслух, глядя поверх плеча своего двойника.

- «Господин граф – с удовольствием рекомендую Вам моего кузена и друга, мистера Дэса Бредона; он, насколько я понял, намеревается посетить Вас во Франции, в следующем месяце. Дэс особо интересуется вашей коллекцией книг. Он, хотя и профессиональный журналист, действительно разбирается в книгах».

- Радостное открытие – оказывается, у меня есть такой замечательный кузен! Думаю, граф, это журналистский трюк. Выходит, на Флит-стрит знают наши родовые имена? Возможно, они так же превосходно ведают и причину моего приезда в Мон Суси?

- Если – веско отчеканил Бредон – вы говорите о намерении правительства Британии приобрести у графа Руё формулу отравляющего газа, то я знаю об этом. Возможно, это известно и всей Флит-стрит, хотя и в меньших подробностях. – Он тщательно взвешивал слова, опасаясь ошибиться. Острый взгляд и детективные способности Питера I беспокоили его куда сильнее всего едкого остроумия Питера II.

Граф испустил смятенный возглас.

- Джентльмены – начал он – мне ясно одно: произошла катастрофическая утечка информации. Я не знаю, кто из вас двоих лорд Питер Уимси - человек, которому я должен доверить формулу. Вы оба привезли документы, удостоверяющие личность; вы оба совершенно в курсе дела; оба образца ваших почерков соответствуют прежним письмам ко мне лорда Питера; наконец, вы оба привезли с собой оговорённую сумму в нотах Банка Англии. Помимо вас, появился и третий джентльмен – с третьим образцом такого же почерка, с письмом, внушающим самые серьёзные подозрения, и с тревожащей меня осведомлённостью в этом деле. Я вижу лишь одно решение. Вы все должны оставаться здесь, пока я не снесусь с Англией и не получу разъяснения этой загадки. Приношу всяческие извинения тому из вас, кто на самом деле лорд Питер, и сделаю всё возможное для его комфорта здесь, в гостях. Это вас устраивает? Да? Рад слышать. Слуга покажет вам комнаты; обед в четверть восьмого.

- Отрадно думать – проворковал мистер Бредон, водя ноздрями над стаканом с видом специалиста – о пире богов сегодня вечером, кто бы из этих джентльменов ни оказался правообладателем оспариваемого имени.

Дерзость вернулась к молодому человеку, и он рискнул продолжить игру, когда вся компания собралась в саду:

– Ваши погреба, господин граф, известны среди людей вкуса так же, как ваши научные таланты среди людей науки. И это не фигура речи.

Два лорда Питера согласно заворчали.

- Ваше замечание приятно вдвойне – ответил граф – ибо навело меня на мысль, что маленькая проверка - при вашем общем участии - позволит, я думаю, с отличной точностью найти среди этих джентльменов лорда Питера Уимси и его талантливого двойника. Всем ведь известно, что коллекция вин лорда Питера чуть ли ни лучшая в Европе?

- Вы мне льстите, господин граф – заскромничал Питер II.

- Я бы не стал говорить «лучшая» - уточнил Питер I, подхватывая с голоса; конкуренты выступили, словно умелый дуэт – по справедливости, она – приемлемая. Во избежание неверных толкований.

- Ваши лордства несправедливы к себе – Бредон обратился к обоим, с беспристрастным непредубеждением. – Вспомним, как вы выиграли пари в Эгоист-клубе, когда Фредерик Арбутнот предложил вслепую определить марки и годы сбора для семнадцати вин. «Вечерний Телеграф» сделал эту историю знаменитой.

- В тот вечер я был в ударе – признался Питер I

- Случайность – улыбнулся Питер II.

- Итак, джентльмены, я предложу вам похожее, хотя и не столь утомительное испытание – продолжил граф. – Я распорядился устроить вечером обед из шести перемен. С каждым блюдом нам подадут разное вино, мой дворецкий принесёт их, скрыв этикетки, а вы, по очереди, скажете мне предположения о марке и годе сбора. Так мы кое-что узнаем, потому что самый искусный притворщик – а я думаю, что вечером за мой стол сядут не меньше двух таких умельцев – едва ли сымитирует знание вин. Возможно, что винная смесь в желудках откликнется наутро недомоганием, но я уверен, что вы любезно готовы пострадать во имя правды.

Два Уимси согласно кивнули.

- Ин вино веритас – засмеялся Бредон. Он, наконец-то, приспособился к ситуации и увидел для себя перспективу.

***

- Случай и дворецкий посадили вас по правую руку, мсье – приступил граф, адресуясь к Питеру I. – Прошу вас возможно точно сказать нам, какое вино вы только что пили.

- Едва ли это выявит истину – улыбнулся испытуемый. – Я могу определённо назвать это вино очень приятным и отлично выдержанным Шабли Мутон; и, поскольку десять лет наилучший возраст для шабли – настоящего шабли – то голосую за 1916 год; возможно, это был лучший сбор за все военные годы.

- У вас найдётся что добавить к высказанному мнению, мсье? – граф уважительно обратился к Питеру II.

- Мне не нравиться выглядеть педантом, будь то год или что-то ещё – заявил Питер II – но раз я должен подтвердить свою личность, как вы понимаете, то год – 1915. Определённо 1915.

Граф кивнул и повернулся к Бредону.

- Возможно и вам, мсье, будет интересно поучаствовать? – он предложил это, словно прося прощения у человека с улицы затесавшегося в сообщество высоких экспертов.

- Предпочитаю не казаться лучше, чем я есть на самом деле – с некоторым раздражением ответил Бредон. – Вино 1915 года, мне удалось подсмотреть этикетку.

Питер II отчего-то смутился.

- Мы будем впредь осторожнее. Простите – извинился граф. Он вышел из-за стола для краткой беседы с дворецким. Затем убрали устриц и подали суп.

Следующий образец для общего рассмотрения прибыл в бутыли, целиком обёрнутой в парчу.

- Теперь вы говорите первым, мсье – хозяин обратился к Питеру II. – Позвольте предложить вам оливку, чтобы очистить вкус. Умоляю, не спешите. Нельзя оскорблять неуважением хорошее вино даже во имя важных политических целей.

Упрёк пришёлся по адресу. После первой скромной пробы, Питер II поспешно, от души хлебнул пьяного белого нектару и как-то сник под насмешливым взглядом Питера I.

- Это… это сотерн – начал он, но прервался. Затем, найдя поощрение в улыбке Бредона, продолжил с большей уверенностью. – Шато Икем, 1911, о! королева белых вин, сэр, как сказал этот, как там его, не помню… - и вызывающе прикончил бокал.

Граф, явно размышляя о чём-то, перенёс свой гипнотизирующий, пристальный взгляд с Питера II на Питера I.

- Если мне ещё раз выпадет заполучить двойника – ласково проворковал Первый – льщу себя надеждой, что двойник будет человек, для которого все белые вина не одинаковы. Итак, сэр: этот восхитительный напиток без сомнения Монтраше.. минутку.. – он осторожно покатал вино на языке – … 1911 года. Очень приятное вино, хотя, при всём уважении к вам, господин граф, слишком сладкое для этой перемены. Признаю, что с этим отменным супом сладкое вино не совсем неуместно, но, по моему скромному мнению, оно лучше подошло бы к конфитюру.

- Мы видим – вступил Бредон, он говорил невинным голосом – всю глубину человеческого заблуждения. И пусть я не имею преимущества говорить от имени лорда Питера – впрочем, никто путающий Монтраше с Сотерном не имеет прав на имя Уимси – но должен отметить, что это не Монтраше-Айни, а Шевалье-Монтраше того же года; второе немного слаще. Но, безусловно, как отметил его лордство, суп обманывает вкус и, возможно, вино показалось мне слаще, чем это есть на самом деле.

Граф бросил на него внимательный взгляд, но ничего не сказал.

- Возьмите оливку – вежливо предложил Питер I. – Как можно судить о вине, не очистив язык от других вкусов.

- Сердечно благодарен – ответил Бредон. – Я припоминаю… - и он начал бессмысленную историю об оливках, затянувшуюся на всё время супа и на перерыв между супом и отменно приготовленной камбалой.

Граф задумчиво наблюдал, как струйки бледно-янтарного вина падают в бокалы. Бредон в привычной манере поднял напиток к ноздрям и несколько переменился в лице. Он отпил и возбуждённо обернулся к хозяину:

- Сэр, боже мой… - начал он.

Поднятая рука призвала его к молчанию.

Питер I глотнул, понюхал, снова глотнул, нахмурился. Питер II очевидно успел оставить все свои претензии. Он попросту и жадно пил, лучезарно улыбаясь и не обращая внимания на окружающих.

- Прошу вас, мсье? – мягко спросил граф.

- Это – сказал Питер I – рейнвейн и самый благородный рейнвейн из всех, что я пробовал, но должен признаться, что не могу в точности определить его.

- Нет? – сказал Бредон. Теперь он изъяснялся, как могла бы медоносная пчела - сладко и вместе с тем жаляще. – А как другой джентльмен? Забавно, но я могу определить его происхождение с точностью до пары миль, хотя не ожидал найти такое вино в наши дни во французском погребе. Как верно заметил ваше лордство, это рейнвейн и это Иоханнесбергер. Не его братец-плебей, а настоящий Шлосс Иоханнесбергер, из винодельни самого этого замка. Ваше лордство должно быть упустил его (какая для вас потеря!) в военные годы. Мой отец заложил пару бутылок за год до смерти, но, кажется, герцогские погреба в Денвере не так хороши, как наши.

- Я обязательно позабочусь об исправлении недосмотра – решительно заявил оставшийся при деле Питер.

Пулярку резали под аккомпанемент суждений о Лафите. Его лордство говорил о 1878 годе, Бредон настаивал на выжившем экземпляре «славного семьдесят пятого», отчасти перезрелом; но оба сошлись на изрядных возрасте и благородной породе вина.

Что до Кло-Вужо, здесь восторжествовало полное согласие; предварительной оценкой был 1915 год, но, как подытожил Питер I, вино всё же стоило отнести к 1911-му – сбор в тот год был одинаково хорош с 1915-м, только вино вышло чуть легче. Барашка унесли под аплодисменты, граф распорядился накрыть десерт.

- Нужно ли нам – спросил Питер I с мимолётной усмешкой в сторону Питера II, который теперь счастливо бормотал: «Чертовски отменное вино, чертовски хороший обед, чертовски забавное развлечение» - нужно ли нам и дальше играть этот фарс?

- Надеюсь, ваше лордство не желает выйти из прений? – воскликнул граф.

- Надеюсь, спор уже решён.

- Но ещё никто и никогда не отказывался обсуждать вина – сказал Бредон – в особенности ваше лордство – высочайший авторитет.

- Но не в этом вине – признался оппонент. – Говоря откровенно, никогда не пробовал такого. Оно сладкое и грубое, неприличные качества на взгляд – то есть на вкус – ценителя. Возможно, ваш уважаемый отец заложил в погреба и это вино, мистер Бредон?

Бредон покачал головой.

- Нет, - ответил он, - нет. Подлинный Имперский Токай не по карману человеку с Граб Стрит, увы. Хотя я согласен с вами – при всём уважении к господину графу – репутация этого напитка в огромной мере преувеличена.

- Раз так – предложил граф – мы тотчас перейдём к ликёру. Я думал озадачить вас продуктом местного производства, но один джентльмен явно выбыл из игры, так что это будет бренди – единственный напиток, долженствующий стоять в конце списка отменных вин.

В несколько напряжённой тишине на стол встали огромные, пузатые, сферические бокалы; в каждый упали точно отмеренные капли напитка и дегустаторы слегка раскрутили жидкость, чтобы высвободить букет.

- Это – заявил Питер I, снова лучась дружелюбием – это, несомненно, восхитительный старый французский коньяк. Пятидесятилетней выдержки, я полагаю.

- Похвала вашего лордства несколько холодновата – отозвался Бредон. – Это не какой-то коньяк – но единственный коньяк, король коньяков – великий – несравненный – настоящий Наполеон. Его надо чествовать, как если бы сюда явился сам император.

Он поднялся на ноги, сжимая в руке салфетку.

- Сэр – сказал граф, обернувшись к Бредону – справа от меня сидит превосходный знаток вин, но вы уникальны.

Он приказал Пьеру выставить на стол пустые бутыли, теперь без покровов – от простецкого Шабли до горделивого Наполеона, с имперской печатью, оттиснутой на стекле.

- Каждый раз вы точно называли год и сбор. Во всём мире нет и шести человек с такими познаниями в винах; и до сих пор я думал, что лишь один из них – англичанин. Не окажете ли вы нам удовольствие, открыв ваше настоящее имя?

- Его имя не имеет значения – сказал Питер I. Он встал. – Все вы, руки вверх! Граф, формулу!

Бредон вскинул руку с салфеткой. Сквозь белую ткань вырвалось пламя; выстрел ударил точно в револьвер противника, между курком и барабаном, взорвав патроны к непоправимому ущербу для хрустальной люстры. Питер I ругался, тряся парализованной конечностью.

Бредон держал его под прицелом, не спуская глаз с Питера II – выстрел вырвал второго претендента из приятной полудрёмы, он вернулся к жизни и теперь выказывал признаки агрессивности.

- Наше развлечение приняло бойкий оборот – заметил Бредон – так что вы, господин граф, будьте любезны поискать у этих джентльменов оружие. Благодарю. Теперь ведь мы можем вернуться за стол и пустить бутылку вкруговую?

- Вы – вы ведь… - выл Питер I.

- О, я Бредон – в самом деле Бредон – ответил, улыбаясь, молодой человек. – Я презираю псевдонимы. Они как костюм с чужого плеча – вы поймёте – всегда не по фигуре. Питер Дэс Бредон Уимси – немного длинновато, по всей видимости, зато удобно членится на фрагменты, если нужно. У меня, разумеется, есть и паспорт и всё прочее, но я не стал вынимать документов, когда понял, что их репутация несколько подорвана, если так можно выразиться. Что до формулы, граф, вам будет лучше принять мой личный чек - ведь ноты Банка Англии имеют широкое хождение и могут оказаться у всякого. По моему убеждению, вся эта секретная дипломатическая работа одна лишь ошибка, но я всего лишь почтовый голубь Министерства обороны. Предполагаю, у всех нас одинаковые верительные грамоты. Определённо, это так. Какая-то сиятельная персона с выгодой продаёт себя одновременно в двух местах. Но вы, двое, должно быть изрядно потешились, предполагая, что другой – это я.

- Милорд – тяжело вздохнул граф – думаю, что два этих человека англичане – или бывшие англичане. Мне нет дела до того, какие правительства купили их честь. Но где они – и я, к ужасу своему, наравне с ними, оказались теперь! Наша продажная и немощная республика не вправе ждать верности от меня, роялиста. Но душа не на месте – ведь я, пусть и в крайней нужде, согласился продать отечество Англии. Возвращайтесь в Министерство обороны и скажите там, что я не отдам формулы. И если – избавь Господь – случится война между нами, я останусь на стороне Франции. Это последнее слово, милорд.

Уимси поклонился.

Сэр – заключил он – кажется, миссия моя, вопреки всему провалена. Но я рад. Ведь вся эта торговля смертью - грязный бизнес. Давайте выставим за дверь двоих наших невразумительных типов и закончим с коньяк в библиотеке.